Данная статья продолжает размышления автора над понятием «белый психоз», разработанным французским психоаналитиком А. Грином и его коллегой Ж.-Л. Донне, начатые в первой части.

В 1973 году Ж.- Л. Донне и А. Грин публикуют «L’enfant de ça»[4], в которой предложен концепт «белый психоз» как модель и фундамент психотической проблематики.

Они развивают свои теоретизации, начиная с уникальной беседы с одним пациентом. «Ma mère a couché avec son gendre et c’est moi l’enfant de ça»*, — говорит пациент. Это «l’enfant de ça» станет не только означающим пациента, но и названием книги, где в последействии психоаналитики будут размышлять и теоретизировать над пустотой, пробелом в мышлении. Французское «l’enfant de ça» включает в себя несколько смыслов, которые можно упустить при переводе: «ребенок этого» инцеста между матерью и её зятем и «ребёнок Оно», но также, быть может, и «ребенок этого» творческого психоаналитического союза, давшего психоанализу новое понимание психотических состояний.

Беспокойное плавание в тревожных волнах дискурса пациента Z и сопутствующие размышления об инцесте, реальности и безумии выводят Ж.–Л. Донне и А. Грина к новому понятию: белый психоз. Ключ к загадке случае Z обнаруживается в расщеплении «Я» как следствии травматического соблазнения. Расщепление «Я» тогда возникает как защита, особенным образом помогающая сохранить отношения субъекта с реальностью. «Я» разделяется на две части, одна из которых способна воспринимать внешнюю реальность и учитывает её, тогда как другая – игнорирует и отрицает. Обе части активируются одновременно на сознательном уровне и не связаны между собой никакой символической репрезентацией.

Белый психоз, как уже отмечалось в первой части, не является частным синдромом, скорее, это — клиническая конфигурация, раскрывающая невидимую структуру, которая манифестирует «росток психоза», психоза потенциального. Сам термин «белый психоз», может нас отсылать также к работам B. D. Lewin [6] , описывающего «белые мечты», мечты без содержания, которые обнаруживают некий экран мечты, на который обычно выдаётся продукция мечтающего.

Модальность белого психоза проявляет себя в ментальном функционировании, использующем механизм отрицания, и утверждая в последствии некую «неореальность» для субъекта. Психотическая работа, которую можно здесь наблюдать, состоит не столько в отрицании самого объекта, сколько в отрицании его как объекта желанного. Субъект проделывает работу по «овеществлению» этого объекта, посредством которой последний оказывается полностью поставлен на службу удовлетворения нарциссических нужд субъекта.
З. Фрейд писал в статье «Невроз и психоз» [3] : «Хотелось бы знать, при каких условиях и какими средствами «Я» удается без заболевания уйти от конфликтов, которые, разумеется, всегда существуют. (…) Исход всех таких ситуаций, несомненно, будет зависеть от экономических соотношений, от относительных величин борющихся между собой влечений. (…) «Я» может избежать прорыва в том или ином месте, благодаря тому, что само себя деформирует, лишается собственной целостности, возможно, даже расщепляется или распадается». Авторы же выдвигают идею, что клинический подход к психозу должен в меньшей степени фокусироваться на особенностях содержаний влечений, (как это продолжали делать в то время французские и европейские психоаналитики), но в большей степени – на процессах мышления, содержание влечений которых, должны быть метаболизированы, т. е. переработаны психически.

Это направление уже предчувствовал У. Бион [1] , говоря, что неприязнь к реальности способна обратить силу влечений вовнутрь, тем самым расстраивая функции восприятия, в результате чего внешняя субъекту реальность не может восприниматься адекватным образом. Это влияет также на понимание субъектом эмоциональной, субъективной и интрапсихической реальности. В другой работе А. Грин [5] будет отмечать, что возбуждение влечения, если оно не удовлетворяется полностью в реализации принципа удовольствия, посредством полного инвестирования в объект, инвестирует тогда место или, иначе, — функцию, которая ответственна за управление возбуждениями, за поиск объекта и психическую репрезентацию внутренней активности субъекта. Движение этой инвестиции учреждает место в психическом, которое репрезентирует ощущения, возникающие в результате обработки воспринятой информации. В «Я» тогда существуют необработанные, сырые, бесформенные и чувствительные зоны. Это – то, что Андре Грин называет «частным безумием» [2] .
Те проявления, которые демонстрирует субъект в белом психозе, касаются, следовательно, нарушений мышления, в процессе которого ассоциации между вербальными репрезентациями, рассматриваемые как связи между Я и объектом разрушены.

Резюмируя скажем, что в своем тексте Ж.-Л. Донне и А. Грин ставят теперь акцент не столько на фантазмах или особенностях игры влечений, как это было привычно современному им времени, сколько на «аппарате который «думает мысли» и условиях его функционирования. А. Грин предлагает считать, что центральную проблематику психоза нужно искать в провале процесса, посредством которого психика постоянно получает информацию о том, что она репрезентирует или где терпит неудачу в репрезентировании, с чем она сталкивается, — то есть необходима работа категоризации, чтобы классифицировать внутренние процессы. Именно этот провал должен быть рассмотрен как источник психической конфлюзии (спутанности), которая и характеризует клиническую картину психоза.

Субъекту в психотическом состоянии не удается корректно идентифицировать то, что он репрезентирует (думает, воображает, понимает, чувствует), он не знает, что вновь и вновь воспроизводит и предъявляет прежний опыт: он полагает, что ощущает опыт актуальный и терпит неудачу в том, что Фрейд называл «испытание реальности». Отсутствие субъективной репрезентации, невозможность интегрировать субъективный опыт оставляет «пробел» в психике, пробел, который маркирует и «репрезентирует отсутствие представления».

Таким образом, именно с понятием «белого психоза» Ж.-Л. Донне и А. Грин меняют подход к рассмотрению психотических состояний. Структурный конфликт психоза лежит, по мнению авторов, в области провала процессов мышления, не справляющегося с репрезентированием психического массива. Эти нарушения не столько последствия конфликта влечений или выражение потери реальности субъектом, сколько мощная атака влечений, инвестированных в мышление, вследствие чего его процессы терпят неудачу. Психоз тогда – это психопатология мышления, психопатология «аппарата по думанию мыслей», если снова сослаться на У. Биона, то «психоз заключается не столько в (самих) мыслях, с которыми нас знакомит страдающий психозом, сколько в мышлении (как процессе) , которое думает»**. Потеря возможности мыслить маркирует психопатологию, где мышление больше не способно признать ту продукцию, которую оно само производит.
Таким образом, одной из важнейших задач анализа становится трансформация немыслимого опыта в опыт мыслимый, посредством психической метаболизации.

Примечания:
* «Моя мать спала со своим зятем и я — ребенок этого» (фр.)
** «Аппарат для думания мыслей» (фр. «pensoir») — термин, предложенный У. Бионом
*** Курсив автора статьи

Литература:

1. Бион У. Р. Научение через опыт переживания. М.: Когито-Центр, 2008.
2. Кривуля Н. В. Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина. / Часть I. — http://www.psychoanalitic.com/blog/581-581.html
3. Фрейд З. Невроз и психоз.//Собрание сочинений З. Фрейда в 10 томах. — Т. 3. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006.
4. Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
5. Green A., Le Travail du négatif. — Les Editions de Minuit, 2011
6. Lewin B. D. Sleep, the Mouth and the Dream Screen, Psychoanalytic Quarterly, 15, №4 (1946), — 419-34.
7. René Roussillon, André Green pionnier d’une psychopathologie moderne, Santé mentale, no 167, 2012, — p. 12.

Использовано изображение картины С. Дали «Геополитический младенец» (1943)

Кривуля Н. В., психоаналитик, магистр клинической психологии и терапевтической медиации университета Ниццы (Франция), организатор и куратор исследовательской группы «Перверсии в практике психоанализа», преподаватель.